Исторические анекдоты
Один старый адмирал был представлен Екатерине II после морского боя, который он блестяще выиграл. Екатерина попросила его рассказать о подробностях этой баталии. Адмирал начал рассказ, но, по мере того как увлекался и распалялся все более, стал пересказывать свои команды и обращения к матросам, перемежая их такой бранью, что все слушавшие его рассказ оцепенели от страха, не зная, как отнесется к этому Екатерина. И вдруг по выражению лиц придворных адмирал понял, что он наделал, и, встав на колени перед императрицей, стал просить у нее прощения. - Продолжайте, пожалуйста, дальше ваш весьма интересный рассказ, - спокойно и ласково проговорила Екатерина, - я этих морских названий и слов все равно не понимаю.
Старый генерал Федор Михайлович Шестаков, прослужив более 40 лет, ни разу не был в Петербурге и приехал туда только по случаю отставки за получением документов, необходимых для пенсии. Секретарь Екатерины II представил Шестакова императрице, которая любила преподносить награды, дипломы и все прочее, что могло быть приятно заслуженным чиновникам и военным. Увидев впервые Шестакова, Екатерина удивилась, так как полагала, что знает всех своих генералов, и, не сдержавшись, заметила: - Как же так, Федор Михайлович, что я до сих пор ни разу вас не видала? - Да ведь и я, матушка-царица, тоже вас не знал, - ответил простодушный старик - Ну, меня-то, бедную вдову, где же знать! А вы, Федор Михайлович, все же генерал!
Во время своих нередких поездок по России Екатерина часто награждала и благодарила многих военных и статских, причем любила делать это публично. - Ваше величество, - заметил ей однажды бельгийский принц Шарль Жозеф де Линь (1735-1814), - кажется, всегда остаетесь довольны своими подданными? - Нет, принц, - ответила Екатерина, - я далеко не всегда бываю ими довольна. Но я хвалю всегда вслух, а браню потихоньку и с глазу на глаз.
После Альпийского похода Суворова Павел решил выбить специальную медаль, на которой бы отражалось и участие австрийцев, которые лишь мешали общему делу. Суворов, к которому Павел обратился с просьбой предложить вариант текста, дал такой совет - медаль сделать одинаковой и для русских, и для австрийцев. Но на "русской" выбить "С нами Бог", а на "австрийской" - "Бог с нами".
Николай Михайлович Карамзин распоряжением Александра I был назначен официальным государственным историографом. Однажды Карамзин явился с поздравлением к одному из вельмож, но, не застав хозяина дома, велел лакею записать в книге посетителей свое имя и звание. Лакей записал Карамзина, а тот полюбопытствовал, правильно ли сделана запись, и увидел: "Николай Михайлович Карамзин, истории граф".
Граф Александр Иванович Соллогуб однажды прогуливался в Летнем саду со своей племянницей, девушкой необычайной красоты. Вдруг встретился ему знакомый, человек очень самоуверенный и глупый. - Скажи, пожалуйста, ты никогда красавцем не был, а дочь у тебя красавица! - Это бывает, - ответил Соллогуб тут же. - Попробуй женись, и у тебя, может быть, будут очень умные дети.
В Лицее во времена Пушкина служил гувернером некто Трико, докучавший лицеистам бесконечными придирками и замечаниями. Однажды Пушкин и его друг Вильгельм Кюхельбекер попросили у Трико разрешения поехать в находившийся недалеко от Царского Села Петербург. Трико, однако, не разрешил им этого. Тогда довольно уже взрослые шалуны все равно вышли на дорогу, ведущую в Петербург, и, остановив два экипажа, поехали по одному в каждом из них. Вскоре Трико заметил, что Пушкина и Кюхельбекера нет в Лицее, понял, что друзья ослушались его и уехали в Петербург. Трико вышел на дорогу, остановил еще один экипаж и поехал вдогонку. А в то время у въезда в город стояли полицейские заставы и всех ехавших в столицу останавливали, спрашивали, кто они и зачем едут. Когда ехавшего первым Пушкина спросили, как его зовут, он ответил: "Александр Одинако". Через несколько минут подъехал Кюхельбекер и на такой же вопрос ответил: "Меня зовут Василий Двако". Еще через несколько минут подъехал гувернер и сказал, что его фамилия Трико. Полицейские решили, что или их разыгрывают и подсмеиваются над ними, или что в город едет группа каких-то мошенников. Они пожалели, что Одинако и Двако уже проехали, и догонять их не стали, а Трико арестовали и задержали до выяснения личности на сутки.
Два генерала, герои Отечественной войны 1812 года - Милорадович и Уваров, очень плохо знали французский язык, но в аристократическом обществе непременно старались говорить по-французски. Однажды за обедом у Александра I они сели по обе стороны русского генерала графа Александра Ланжерона (1763-1831), француза по национальности, и все время разговаривали между собой. После обеда Александр I спросил Ланжерона, о чем так горячо говорили Уваров и Милорадович. - Извините, государь, но я ничего не понял: они говорили по-французски.
Император Николай I, делая смотр Дворянскому полку, заметил на правом фланге незнакомого кадета ростом на голову выше его самого. А надо сказать, что Николай I был человеком огромного роста. - Как твоя фамилия? - спросил царь. - Романов, - ответил кадет. - Ты родственник мне? - пошутил царь. - Так точно, ваше величество. Вы - отец России, а я - ее сын.
Один помещик решил подать Николаю I прошение о приеме его сына в учебное заведение. Он был не больно-то искушен в канцелярских премудростях и не знал точно, как следует обращаться к царю в таких случаях. Подумав немного, помещик вспомнил, что царя именуют "Августейшим", но так как дело происходило в сентябре, то он написал "Сентябрейший государь". Получив прошение, Николай учинил резолюцию: "Непременно принять сына, чтобы, выучившись, не был таким дураком, как отец его".
Граф Павел Дмитриевич Киселев (1788 - 1872), которого Николай I называл "начальником штаба по крестьянской части", в 1837 году был назначен главой Министерства государственных имуществ и провел реформу управления государственными крестьянами. Когда подходила к концу война против горцев Кавказа, которыми руководил Шамиль, несколько наиболее непокорных аулов все еще упорно сопротивлялись русским войскам. - Кого же послать на Кавказ, чтобы разорить эти аулы? - спросил однажды Николай I членов Государственного совета. - Конечно, Павла Дмитриевича, - посоветовал Меншиков. - Он миллионы государственных крестьян разорил. Чего стоит ему разорить несколько аулов.
Н.В. Кукольник шел за гробом И. А. Крылова. - Кого это хоронят? - спросил у него прохожий. - Министра народного просвещения. - Разве граф Уваров скончался? - Это не Уваров, а Иван Андреевич Крылов. - Но ведь Уваров - министр, а Крылов был баснописцем. - Это их смешивают, - ответил Кукольник. - Настоящим министром народного просвещения был Крылов, а Уваров в своих отчетах писал басни.